Г
ЕННАДИЙ
С
ЕЛЕЗНЁВ
• ПРЯМАЯ РЕЧЬ
382
В депутаты много приходит и нормальных юристов, но я считаю,
что журналисты — народ в Думе нужный. Какой бы орган печати он
ни представлял, журналист — политик, конечно же: он знает политику,
ориентируется в обществе, знает, в каком оно состоянии. А для депутата
важно быть не просто микробиологом или физиком-ядерщиком. Жур-
налисты ближе к тому, чтобы чувствовать пульс страны или общества,
но законотворческую технику, конечно, нужно осваивать. И это было
тяжелым делом, в том числе и для меня.
— Встречи главных редакторов у лидеров страны, их и Горбачев соби-
рал, и Ельцин собирал… Был момент, когда вы почувствовали, что это
уже не ваше начальство?
— Думаю, перед 1991 годом, на совещаниях в ЦК партии. Мы чув-
ствовали их тревогу в словах, речах, да они и сами чувствовали прибли-
жение какой-то схватки. Когда пришел Ельцин [на пост президента
РФ], началась эта возня: кто важнее, кто главнее. Да, конечно, почувст-
вовали. В тот момент на прессу уже никто не давил, и все это выглядело
в виде пожеланий, рекомендаций, никаких приказов уже не было.
—Не для того вас собирали, чтобы рассказать, что вы должны писать?
— Нет. Нас собирали, чтобы рассказать, что за кадром того или иного
решения Политбюро, Секретариата или того или иного постановления
правительства. Это был такой комментарий для главных редакторов.
А мы уже приходили с этим в редакцию, рассказывали на редколлегиях,
и каждый отдел выстраивал свою политику.
— Гласность была подарена или завоевана? Как вы на этот вопрос от-
вечаете?
— Думаю, она была не подарена, — общество подвигало к тому, что
нужно открывать шлюзы, освободить прессу от согласований, цензу-
ры… И мнение общества, этот общественный пульс, общественный
накал был учтен. Если бы они сверху не инициировали, тот же Горба-
чев, то этот момент все равно бы настал. Может быть, позже, но он бы
все равно пришел. В тот момент журналистику, телевидение никакими
декретами было уже не удержать — телевидение на глазах менялось.
— Главная роль была за Яковлевым?
— За Яковлевым и Вадимом Медведевым. Они оба были идеолога-
ми, они смягчали, отпускали вожжи. Но я не помню, чтобы Лигачев
