Большая война вместо великой иллюзии

Свой порядковый номер она получила двумя десятилетиями позже подписания Компьеньского перемирия, завершившего почти 52-месячное вооружённое противоборство. Это произошло, когда человечество вновь оказалось ввергнуто в кровопролитный конфликт глобального масштаба. А до той поры разразившуюся в августе 1914-го войну именовали по-разному: просто мировой, великой или большой. У нас в стране то второй Отечественной, то империалистической, а в народе – германской. «Халатное» отношение к пророчествам… Многие сограждане преклонного возраста наверняка помнят кинофильм «Ленин в Польше». Характерен эпизод, как Владимир Ильич мысленно подтрунивает над местным идеалистом-обывателем, убеждавшим его, будто война теперь невозможна, ведь после изобретения пулемётов и скорострельных магазинных винтовок, усовершенствования артиллерии люди истребят друг друга. Не согласного же с ним оппонента мягко укорял: «Ах, пане Ульянов, пане Ульянов, вы сущий ребёнок в политике». Как ни странно это кажется сегодня, но персонаж, точнее, его прообраз, имел основания для оптимизма. В мае 1914-го в Гааге в исключительно торжественной обстановке в присутствии делегатов от всех цивилизованных стран со всех обитаемых континентов был открыт Дворец мира. Война бесповоротно изгонялась из обихода культурного человечества, в истории которого начинался золотой век – мирного сотрудничества народов... Немного ранее – в 1910-м опубликована книга видного британского журналиста, общественного деятеля Нормана Энджелла «Великая иллюзия», в которой доказывалось, что война невозможна. На внушительных примерах и неоспоримых аргументах автор утверждал, что при существующей финансовой и экономической взаимозависимости наций победитель будет страдать в одинаковой степени с жертвой, поэтому война невыгодна и ни одна страна не проявит такой глупости, чтобы её начать. Переведённая на 25 языков «Великая иллюзия» стала культовой. Только в Соединённом Королевстве появилось более сорока групп приверженцев, пропагандировавших её догмы. Впрочем, 94-летний Энджелл, скончавшийся в 1967-м, мог сам убедиться, насколько они были убедительными для лидеров мировых держав и в 1914 году, и в 1939-м... К счастью, не успел испытать в своей земной жизни глубочайшего разочарования Иван Блиох, умерший в 1901-м. А узнать, что испытывал на том свете российский предприниматель-миллионер и творец фундаментальной монографии «Будущая война в техническом, экономическом и политическом отношениях», взирая на вселенскую катастрофу, стартовавшую в Европе спустя 13 лет после его смерти, нам не дано... Между тем Блиох предсказал поголовное вооружение пехоты автоматическим оружием, утверждал, что кавалерия сохранит в основном разведывательные функции, а лихие конные атаки уйдут в прошлое. Полевые телеграфы и телефоны, оптические дневные и ночные световые аппараты для сигнализации и освещения полей сражений, фотографические приборы для съёмки местности с больших расстояний, средства наблюдения за передвижением войск с воздуха – таковы, по мнению автора, будут условия ведения боевых действий. Указал он и на грядущую угрозу ударов с воздуха, описал «позиционный тупик», который возник сначала на французском, а затем и на русском фронте: «Около защищаемых позиций образуется пояс в тысячу метров ширины, для обеих сторон одинаково недоступный, обозначенный поражёнными человеческими телами, над которым будут летать тысячи пуль и снарядов, пояс, через который ни одно живое существо не будет в состоянии перешагнуть для решения боя штыком». Блиох был убеждён, что «действие снарядов, наличных в батареях французской и русской армий вместе взятых, могло бы вывести из строя 6,6 миллиона солдат», «число же зарядов, наличных в батареях армий германской, австрийской и итальянской, могло бы вывести из строя 5,3 миллиона человек и, безусловно, остановить движение 10 миллионов атакующей пехоты». Неизбежна «убыль офицеров и затем ослабление в войсках руководства». Однако воистину нет пророков не только в отдельно взятых странах, но и во всей Ойкумене. Потому-то отмахнулись, например, и от предвидения Блиоха о появлении подводных лодок, которые станут представлять страшную опасность для стальных гигантов-броненосцев. Без внимания остался один из главных выводов: «Вследствие призыва под знамёна почти всего взрослого мужского населения, а также вследствие перерыва морских сообщений, застоя в промышленности и торговле, повышения цен на все жизненные продукты и проявления паники, доходы населения и государственный кредит упадут до того, что естественно сомневаться – возможно ли будет всем государствам в течение указанного военными специалистами времени получать средства для содержания миллионных армий, удовлетворения бюджетных потребностей, а вместе с тем и для пропитания оставшегося без заработков гражданского населения». Конечно, никто из пацифистски настроенной интеллектуальной элиты Европы и Америки не ожидал такого «халатного» отношения государственных мужей к пророчествам номинированного на Нобелевскую премию мира мыслителя. Что касается польского собеседника товарища Ленина, то он, разумеется, вряд ли проштудировал труды Энджелла и Блиоха, однако мог прочитать в газетах изложение их взглядов. Успокаивали также сообщения о двух Гаагских конференциях 1899 и 1907 годов, принявших, в частности, конвенции о мирном решении международных столкновений... «Никто из пацифистски настроенной интеллектуальной элиты Европы и Америки не ожидал столь «халатного» отношения государственных мужей к пророчествам мыслителя, номинированного на Нобелевскую премию мира» Кто виноват Упомянутый «карась-идеалист» не ведал об изданной в 1911 году книге немецкого генерала от кавалерии, участника французской кампании Фридриха фон Бернгарди «Германия и следующая война». Между прочим, родился будущий военачальник в Санкт-Петербурге, где его отец Теодор 17 лет – вплоть до 1851-го – служил сначала в царской канцелярии, а затем в геральдическом ведомстве и женился на дочери адмирала Ивана Крузенштерна. Так что же написал внук знаменитого российского мореплавателя? «Война есть биологическая потребность, это выполнение в среде человечества естественного закона, на котором покоятся все остальные законы природы, а именно: законы борьбы за существование». Нации должны прогрессировать или загнивать, «не может быть стояния на одном месте», и потому Германская империя должна сделать выбор «между мировым господством или падением». Среди прочих наций Германия «в социально-политических аспектах стоит во главе культурного прогресса», но «зажата в узких, неестественных границах» и не может достичь «своих великих моральных целей». Вывод: «Завоевание, таким образом, становится законом необходимости». Следуя данному закону, надо начать войну в «наиболее благоприятный момент», имея «признанное право обеспечить высокую привилегию инициативы». Отсюда второй вывод: «На нас лежит обязанность, действуя в наступлении, нанести первый удар». Его направление Бернгарди даже не пытался скрыть: «Немыслимо, чтобы Германия и Франция смогли когда-либо договориться в отношении своих затруднений. Францию необходимо сокрушить совершенно с тем, чтобы она не смогла больше перейти нам дорогу, она должна быть уничтожена раз и навсегда как великая держава». Очевидно, Бернгарди не сомневался, что на её стороне выступит Россия, и тем не менее верил в конечную победу Германской империи. Похоже, он был знаком с секретным планом генерал-фельдмаршала Альфреда фон Шлиффена, предусматривавшим последовательный разгром сначала французских, а потом русских войск в ходе непродолжительной кампании, и полагал вполне осуществимым замысел бывшего начальника Генерального штаба. Кайзер не раскритиковал труд Бернгарди и даже не пожурил его. Ведь он сам, ещё будучи наследником престола и слушателем Академии Генштаба, подготовил и защитил диссертацию на тему «Варианты фронтального наступления в глубь России». В исследовании предлагался оптимальный вариант нанесения поражения Российской империи и отторжения от неё западных губерний с взысканием пяти миллиардов рублей контрибуции. Что сегодня не укладывается в уме, так это то, что в русской императорской гвардии и армии насчитывалось 15 полков, шефами которых являлись члены кайзеровской семьи, немецкие короли и великие герцоги. В связи с чем, правда, порой случались досадные казусы. В частности, во время посещения подшефного 13-го гусарского Нарвского полка Вильгельм спросил, за что пожалован гусарам Георгиевский штандарт, и услышал ответ: «За взятие Берлина, Ваше Величество». Кайзер заметил: «Это очень хорошо, но всё же лучше никогда больше этого не повторять!». Причём и 85-й пехотный Выборгский Его Императорского и Королевского Величества Императора Германского, Короля Прусского Вильгельма II полк имел также две серебряные трубы с надписью «За взятие Берлина, 1760 год». Кратчайшее отступление. Переплетение судеб европейских народов было чрезвычайно велико, и неудивительно, что герой германского подводного флота именовался Лотар Арно де ла Перьер, одним из немецких асов Первой мировой был барон Болье-Марконэ, а видную роль в сражении в Восточной Пруссии в 1914-м сыграл кайзеровский генерал с фамилией Франсуа. В общем-то, людей в России в начале ХХ века мало волновало полное наименование русских полков, и отношение к немцам в нашей стране в целом нельзя назвать резко отрицательным. Никто не оспаривал тот факт, что общение русского и немецкого народов было длительным и во многих отношениях плодотворным, давшим выдающиеся результаты. Творческий обмен начался с мастеров московской Немецкой слободы, к которым столь охотно ездил юный царь Пётр, продолжился сотрудничеством с немецкими химиками и математиками, вместе с Ломоносовым оснащавшими на Васильевском острове первые лаборатории отечественной Академии наук. В 1913 году только в Москве проживали 30 тысяч немцев. В том же году шесть тысяч русских студентов учились в высших учебных заведениях Германии. Вдобавок почти полтора столетия минуло после окончания Семилетней войны с Пруссией, после которой с германцами русским почти не доводилось сталкиваться на поле боя (за исключением 1812 года). И в российских военных кругах, в коих было немало немцев, о человеке судили не по национальности, а по профессиональной подготовке, деловым качествам, порядочности. Там не забывали о вкладе в победы русского оружия генерал-фельдмаршалов Миниха, Барклая-де-Толли, Дибича, Витгенштейна, Остен-Сакена, Берга, о генералах, отличившихся, например, на разных этапах Кавказской войны: Германе, Глазенапе, Зассе. Один из военачальников, оставшихся верными Императору Николаю II, – генерал Келлер. Естественно, в России взяли на заметку творение Бернгарди: оно означало, что война не за горами. Однако... «Положение русских армий и флота, – констатирует Антон Деникин в книге «Путь русского офицера», – после японской войны, истощившей материальные запасы, обнаружившей недочёты в организации, обучении и управлении, было поистине угрожающим... Только в самые последние перед войной годы... работа по восстановлению и реорганизации русских вооружённых сил подняла их значительно, но в техническом и материальном отношении совершенно недостаточно». Генерал убеждён: «Россия не была готова к войне, не желала её и употребляла все усилия, чтобы её предотвратить». Кстати, разжиганию противоречий между Российской и Японской империями, переросших в войну, поспособствовал кайзер Вильгельм. Недаром он на основании 232-го параграфа Версальского договора подлежал выдаче Антанте для предания суду как военный преступник, но Голландия, где укрылся кайзер, бежавший в ноябре 1918-го из охваченной революцией Германии, отказалась его депортировать. Слов нет, во многом прав был президент США Вудро Вильсон: «Все ищут и не находят причину, по которой началась война. Их поиски тщетны, причину эту они не найдут. Война началась не по какой-то одной причине, война началась по всем причинам сразу». И всё же непосредственным инициатором глобального вооружённого противоборства стал именно германский император, толкавший Австро-Венгрию к нападению на Сербию после убийства эрц-герцога и его супруги в Сараеве, не сомневавшийся, что Петербург окажет помощь Белграду, а Париж не останется в стороне от конфликта... Стоит привести умозаключения статс-секретаря по иностранным делам фон Ягова в его директивном письме, направленном в июле 1914 года германскому послу в Лондоне: «Россия в настоящий момент к войне не готова, а Франция и Англия также не захотят сейчас войны». Как необходимо поступить? Очень просто: нанести плохо или малоподготовленному противнику нокаутирующий удар». Увы, с нокаутом не заладилось. Францию не удалось разбить в считаные недели – помешала русская армия. Хотя время от времени её вклад в победу Антанты пытаются принизить, у германского генерала Рюдигера фон дер Гольца на сей счёт иное мнение: «...Стенания при вторжении русских в Восточную Пруссию вынудили нашу Ставку немедленно отправить туда армейские корпуса, что способствовало проигрышу всей войны». …Летом 1940-го после поражения в Бельгии и Северной Франции в Третьей республике всё ещё надеялись на новое «чудо на Марне», на что кто-то из русских белоэмигрантов откликнулся злым вариантом лермонтовского «Бородино»: Мы долго молча отступали, Досадно было, чуда ждали. Но бомбы падали с небес, России нет, и нет чудес! «В русской императорской гвардии и армии насчитывалось 15 полков, шефами которых являлись члены кайзеровской семьи, немецкие короли и великие герцоги» Словами ветеранов О Первой мировой повествуется во многих тысячах книг, в бесчисленном множестве статей. Но, на мой взгляд, лучше, ярче, правдивее всего её суть передана в литературных произведениях фронтовиков, участвовавших в боях и на той, и на другой стороне линии противостояния. Из рассказа Ричарда Олдингтона «Прощайте, воспоминания»: «Воплощением красивой лжи войны стали для меня кадеты Сен-Сира, которые поклялись носить в бою свои парадные ярко-малиновые плюмажи, – все, до единого человека, были они перебиты снайперами в серо-зелёной форме. Воплощением суровой правды войны стали для меня голые, прямые дороги, мокрые от дождя, багровое небо, бесконечные колонны солдат, неустанно шагающих вперёд, стальные каски, с которых ручейками стекает дождь, запах прорезиненных подстилок, накинутых на плечи вместо плащей, невзгоды, лишения, серая безликость солдатской массы. Воплощением мощи войны стала для меня Третья армия, когда она, преследуя противника, могучим потоком вливалась в Баве, – пехота, артиллерия, кавалерия, танки, обоз много часов подряд безостановочно, неодолимо, в грозном молчании двигались всё вперёд и вперёд. Ни сигнала трубы, ни барабанной дроби, ни походной песни, только неумолчный топот тяжёлых башмаков да скрежет колёс – проявление всепокоряющей, величественной, организованной мощи». Уроженец Одессы Виктор Финк окончил Парижский университет незадолго до войны и с её началом решил встать в ряды защитников Франции, но иммигрантов брали лишь в Иностранный легион, куда и попал будущий автор одноимённого романа. А дальше... «В Блуа, в казармах 113-го линейного полка, который в то время уже был на фронте, нас ждали прибывшие из Северной Африки инструкторы – солдаты, капралы и сержанты Иностранного легиона. Мы впервые увидели легионеров. Это были матёрые волки пустыни. Зной и ветры Северной и Экваториальной Африки, Индокитая и Мадагаскара обожгли их лица. У них были острые глаза, точные движения, повелительные голоса». Завершилась подготовка, новобранцы едут на фронт, где уже идут бои, совсем не похожие на стычки с африканцами и азиатами, однако офицеры перед выступлением на передовую ещё придерживаются традиционных девизов: «Легионеры! – громко сказал командир роты, застёгивая перчатку на правой руке. – Трава не должна расти там, где прошёл легион. Помните это! Повзводно, строиться!». А какая там впереди может быть трава, если... «Поле между нашими и немецкими окопами было сплошь завалено трупами. Война хорошенько нажралась в этих местах, объедки провалялись неубранные всю осень и всю зиму. Вповалку лежали немцы и французы. Их обливали дожди и сушили ветры. Мы сжились с покойниками...» Аэропланы ещё в 1914-м считались экзотической технической новинкой. Мало кто за границами России знал эти пророческие строки Блока: Иль отравил твой мозг несчастный Грядущих войн ужасный вид: Ночной летун, во мгле ненастной Земле несущий динамит? Эрих Мария Ремарк, роман «На Западном фронте без перемен». На фронт доставили плохо обученных молодых солдат, и «когда они только что сошли с поезда и ещё не умели укрываться, один-единственный вражеский лётчик скосил шутки ради целых две роты этих юнцов». «Танки, бывшие когда-то предметом насмешек, стали теперь грозным оружием. Надвигаясь длинной цепью, закованные в броню, они кажутся нам самым наглядным воплощением ужасов войны. Орудий, обрушивающих на нас ураганный огонь, мы не видим, стрелковые цепи атакующего нас противника состоят из таких же людей, как мы, а эти танки страшны тем, что они машины, их гусеницы бегут по замкнутому кругу, бесконечные, как война. Они подлинные орудия уничтожения, эти бесчувственные чудовища, которые ныряют в воронки и снова вылезают из них, не зная преград, армада ревущих, изрыгающих дым броненосцев, неуязвимые, подминающие под себя мёртвых и раненых, стальные звери. Увидев их, услыхав тяжёлую поступь этих исполинов, мы съёживаемся в комок и чувствуем, как тонка наша кожа, как наши руки превращаются в соломинки, а наши гранаты – в спички. Снаряды, облака газов и танковые дивизионы – увечье, удушье, смерть». Герой романа чётко определяет причины, по которым Германия проиграет войну: «На каждый немецкий аэроплан приходится по меньшей мере пять английских и американских. На одного голодного, усталого немецкого солдата в наших окопах приходится пять сильных, свежих солдат в окопах противника. На одну немецкую армейскую буханку хлеба приходится пятьдесят банок мясных консервов на той стороне. Мы не разбиты, потому что мы хорошие, более опытные солдаты, мы просто подавлены и отодвинуты назад многократно превосходящим нас противником». Бойня позади, заключено перемирие, солдат – герой второго романа Ремарка «Возвращение» – в родном городе. И что же он слышит на ужине у дядюшки? «На почётном месте, возле хозяйки, сидит советник счётной палаты. Как раз в эту минуту он заявляет, что если бы мы продержались ещё два месяца, война была бы выиграна. От такого вздора мне чуть дурно не становится: каждому рядовому известно, что у нас попросту иссякли боевые припасы и людские резервы». «Инициатором глобального вооружённого противоборства стал германский император, толкавший Австро-Венгрию к нападению на Сербию» Восточный фронт В том же произведении есть интересная деталь. В остатках взвода, насчитывающих несколько человек, есть «три старых солдата, призыва четырнадцатого года: Бетке, Веслинг и Козоле. Они всё испытали. Когда они рассказывают иногда о первых месяцах манёвренной войны, кажется, что они говорят о временах древних германцев». Михаил Шолохов, роман «Тихий Дон». Атака 12-го Донского казачьего полка летом 1914-го. «Подъесаул Полковников на переплясывающем статном коне выскакал перед строем, туго подбирая поводья, продел руку в темляк. Григорий, задерживая дыханье, ждал команды. На левом фланге мягко грохотала первая сотня, разворачиваясь, готовясь. Подъесаул вырвал из ножен шашку, клинок блёкло сверкнул голубизной. – Со-о-от-ня-а-а-а-а! – Шашка накренилась вправо, влево и упала вперёд, задержавшись в воздухе повыше торчмя поднятых ушей коня. «Рассыпаться лавой и вперёд», – в уме перевёл Григорий немую команду. – Пики к бою, шашки вон, в атаку марш-марш! – обрезал есаул команду и выпустил коня. Глухо охнула земля, распятая под множеством копыт...» Конечно, не древние времена, но на 1812 год, допустим, очень похоже.. А вот осень 1916-го, казаки идут в наступление. «Сотня шла негустой цепью... Едва показался хребет бруствера, немцы открыли ураганный огонь. Сотня перебегала без крика; залегали, опорожняли магазинные коробки винтовок и вновь бежали. Окончательно легли в пятидесяти шагах от окопов. Стреляли, не подымая голов... Из второго взвода за полчаса выбыло восемь человек. Убили есаула – командира сотни, двух взводных офицеров, и сотня без команды отползла назад. Очутившись вне действия огня, казаки стеклись кучкой, недосчитались половины людей... но, не глядя на это, из штаба полка – приказ: «Атаку немедленно возобновить, во что бы то ни стало выбить противника из первой линии окопов. От успехов восстановления исходного положения зависит конечный успех операции по всей линии». Сотня рассыпалась реденькой цепью. Пошли опять. Под сокрушительным огнём немцев залегли в ста шагах от окопов. Опять стали таять части, и обезумевшие люди врастали в землю, лежали, не поднимая головы, не двигаясь, опоенные ужасом смерти...» Родившийся в 1903-м Михаил Шолохов не был участником Первой мировой в отличие от появившегося на свет в 1900-м Всеволода Вишневского, сбежавшего на фронт из дома, почти два года сражавшегося в рядах лейб-гвардии Егерского полка и награждённого Георгиевским крестом и двумя Георгиевскими медалями. Но рядом с создателем «Тихого Дона» жили казаки-фронтовики, воевавшие с немцами и австрийцами, они-то и поведали юному соседу подробности пережитого... Кстати, Олдингтон и Ремарк принадлежали к группе писателей, отразивших мысли и чувства так называемого потерянного поколения. У нас в стране таких мастеров слова появиться не могло: первое в мире государство рабочих и крестьян выиграло Гражданскую войну и с энтузиазмом строило социализм. Пессимизм тут был неуместен. Это, во-первых. Во-вторых... Откроем 2-й том шолоховского романа. Казаки идут на передовую и... «На небольшой прогалине наткнулись на длинную стёжку трупов. Они лежали внакат, плечом к плечу.... Все убитые были офицеры. Казаки насчитали их сорок семь человек. Большинство из них были молодые, судя по виду в возрасте от 20 до 25 лет, лишь крайний справа, с погонами штабс-капитана, был пожилой... Казаки особенно долго смотрели на красивую и после смерти фигуру одного поручика. Он лежал на спине, левая рука его была плотно прижата к груди, в правой, кинутой в сторону, навсегда застыла рукоять нагана... а ещё дальше – совсем мальчишка, с пухлыми губами и отроческим овалом лица; по груди резанула пулемётная струя, в четырёх местах продырявлена шинель, из отверстий торчат опалённые хлопья». Как знать, не исключено, что среди этих 47 был наш российский Ремарк или Олдингтон. А тот, кто сумел бы стать на их уровень, если и не пал на германской, не погиб на Гражданской, за границей, в эмиграции занимался простым выживанием. По какому случаю праздник Почему на Западе куда торжественнее и масштабнее отмечают 11 ноября, а не 8 мая? Думается, причин тому две. По итогам Первой мировой Великобритания, например, заполучила Танзанию и Юго-Западную Африку, Ирак и Трансиорданию, Палестину, части Того и Камеруна, ряд тихоокеанских владений Германии. Бельгия – Бурунди и Руанду. Франция – Сирию, Ливан, большие части Камеруна и Того. А в результате Второй мировой начали распадаться колониальные империи. В её ходе западные государства понесли куда меньшие людские потери, чем в Первой мировой. К тому же в 1914–1918 годах гибли в основном молодые мужчины, что нанесло страшный демографический урон, в частности, Франции, армия которой потеряла убитыми и умершими от ран около 1 миллиона 400 тысяч солдат и офицеров, Великобритания – свыше 900 тысяч. Утраты за период с 1939 по 1945 год у англичан и французов были вдвое меньшими... Автор Александр Уткин. Источник: ВПК № 43 (756) за 6 ноября 2018 года